Все персонажи вымышлены

текст: Яна Тимошенко

— Не могу не полюбопытствовать, поэтому задам вопрос сразу же. Культура стрит-арта в миру у большинства ассоциируется с Бэнкси. Можешь поделиться своими соображениями, почему его имя на слуху?
— Мне кажется, причина его популярности — это образ уличного супергероя, которого никто не знает в лицо, а сам он под покровом темноты делает свои остросоциальные работы. В его пиар-стратегии я не пытался разбираться, но очевидно, что для этого тоже нужен талант или грамотная
команда.

— В наше время анонимность стрит-арт-художников — это больше дань традициям? Или их деятельность по-прежнему расценивается как акт вандализма, поэтому нужно быть готовыми бежать?
— Конечно, а как иначе? Никто не разрешит портить чужую или государственную собственность безнаказанно. Другое дело, что каждый уличный художник сам выбирает степень опасности локации, на которой он собирается творить. Есть любители экстрима, а есть те, кому нравятся уединенные места, где можно «красить», не опасаясь неожиданных гостей. У нас сейчас в центре города практически нет уголков, где можно «зависнуть» на четыре-пять часов и сделать что-то интересное нелегально. Поэтому в прошлом году я часто рисовал на бумаге. Постеры можно приклеить за 10–15 минут где угодно. Единственный минус — сдирают их быстро.

— Мне полюбилась твоя работа с бабушкой «старого образца» в районе площади Василевского, такая ностальгическая. Однажды прохожу, а бабули нет — сорвали. Грустно. Но что чувствует автор, когда его работа исчезает?
— Некоторые очень негодуют по этому поводу, я же обычно равнодушен. Если работа просуществовала хоть какое-то время, это уже хорошо. Значит, ее увидели. Художник должен отпускать свой рисунок. Это не личная вещь. Когда он закончен, то уже не принадлежит тебе, он принадлежит зрителям. И тем более если это происходит на улице, то изначально надо понимать, что глупо сетовать на то, что кто-то его перекроет своим рисунком, забафит («зачистит» на сленге граффитчиков). К тому же мне не всегда нравится видеть некоторые свои старые работы. Я уже давно рисую по-другому, а тут такой привет из прошлого. Смотришь и думаешь: лучше бы это закрасили.

— Герои твоего творчества — люди каких-то пограничных эпох, которые в 90-е или в начале нулевых являлись распространенными типажами, а в наши дни часто вызывают недоумение. Они вроде как «застряли». Почему именно ОНИ: бабушки, работяги, женщины с ведрами, мужчины в плавках?
— Ты правильно ухватила суть того, что они «застряли». С одной стороны, эти образы — какой-то анахронизм, воспринимающийся как сбой в системе. Смотришь и думаешь: вот человек из другого мира. С другой стороны, сейчас время летит так быстро, что не успеваешь осознать, что что-то уже стало устаревшим. Поэтому такие персонажи — как ностальгия по тому, что было буквально вчера. В моих работах точно сказать нельзя, в каком времени происходит действие. Это могут быть и 70-е, и 80-е, и 90-е, и нулевые, и наши дни. Ведь сегодня часто можно встретить таких людей, как и раньше. Это у нас угол зрения поменялся, и мы обращаем внимание только на все новое и модное. А на самом деле эти бабушки, дедушки и мужички никуда не делись, все мы существуем параллельно. Это и наше будущее, скоро мы будем этими бабушками и дедушками, застрявшими в своем времени. И сама наша Калининградская область — такое место, где очень легко можно застрять. Это одно из чувств, которое я пытаюсь передать своим творчеством.

— Существует такой паттерн восприятия — «яркое = красивое». Например, если идет ремонт фасада дома, то большинству придется по душе, если его разукрасят под хохлому, а не подберут нейтральный цвет из исторической палитры Кенигсберга. Так позитивнее. Разумеется, для них и твой стиль — мрачный, непонятный.
— Почему-то люди думают, что в изобразительном искусстве очень легко разбираться и судить. Это не так, поэтому слушать мнение всех не следует. Но с другой стороны, кто, как не жители города, должен решать, что их будет окружать? Выход вижу один: повышать грамотность людей в данном вопросе, прививать вкус, иногда через силу. Например, привезти художника, который создал бы что-то новое, непривычное, незнакомое. Осталось только решить, кто же его привезет, кто выберет достойного и не побоится гнева недовольных. Предпосылок пока нет, все развивается… Но медленно.
Что касается моего стиля, то задачи надавить на болевые точки общества у меня нет, но и приукрасить этот мир своими рисунками я не стремлюсь. Автором скорее являюсь не я, а окружающая действительность, я — инструмент. Рисовать иначе не могу, чтобы мое творчество оставалось искренним.

— Денежный вопрос: андеграундный художник в Калининграде может заработать? Приходится ли тебе быть еще кем-то по профессии?
— Если бы я зарабатывал только своим творчеством в жанре стрит-арт и работами на холстах, то, возможно, достиг бы большего и быстрее. Но я рисую и другие штуки, которые приносят основной доход, разные иллюстрации, в том числе для детских книг, занимаюсь компьютерной графикой, делаю обложки для альбомов групп, играющих экстремально тяжелую музыку. Все это я исполняю в совершенно разных стилях, могу и «мультяшки» рисовать, и «жесть». В принципе, все что угодно. Просто это становится исполнением заказа, не авторским творчеством.

— В Калининграде в последние годы с арт-мероприятиями стало значительно лучше. Как события вроде KaliningrART, в рамках которого уличные художники украсили промзоны на Правой набережной, влияют на восприятие стрит-арта у широких масс? Что они значат для участников?
— Я не могу объективно определить, насколько влияют на широкие массы такие мероприятия, наверное, нужен социологический опрос. Мое мнение: широкие массы этого не заметили. Но то, что организаторам, участникам и зрителям от этого стало жить интереснее, — это точно.

— Ты участвовал в фестивале уличного искусства «Карт-бланш» в Екатеринбурге. Как стрит-артисту «прописаться» на фестиваль в «материковой» России?
— На «Карт-бланш» организаторы меня позвали сами, так как уже знали меня. У них есть список интересных художников, из которого методом голосования командой организаторов выбираются те, кто приедет. Часто бывает, что конкурс вроде как есть, но участвовать берут все равно самых именитых, тех, кто уже имеет «стрит-арт-карьеру». Возможно, тем самым упуская новые имена. Я думаю, что главное — это часто рисовать, развиваться и общаться с людьми, а остальное не так уж и важно.

— На одной из улиц Екатеринбурга ты изобразил «Вистулу», паром, курсирующий на Балтийскую косу, почему?
— Я люблю Балткосу, и «Вистула» напрямую ассоциируется с этим местом, как ангары, крепость, маяк. К тому же у самого парома, как и у нашей области, интересная история, здесь можно провести параллель. Он был построен в Швеции, продан в Шотландию, несколько раз переименован, «поработал» в Польше, а затем оказался у нас.
Обычно на фестивалях приезжие артисты делают исследование местности, на основе которого и создают какие-то site specific-работы. Я же, наоборот, решил привезти частичку своего мира туда, где нет моря, косы и залива.